«Русский пионер» эксклюзивно публикует факсимиле письма Андрея Тарковского Леониду Брежневу из личного архива режиссера. В ноябре прошлого года уникальные документы были выкуплены Ивановской областью на аукционе Sotheby’s и в воскресенье, 17 февраля, переданы в дом-музей Тарковского в Юрьевце.
О том, что архив наконец вернулся в Россию, первыми узнали гости Пионерских чтений 16 февраля в «Главкино». Новость сообщил режиссер Павел Лунгин, президент кинофестиваля им. Тарковского «Зеркало», который приложил немало усилий для возвращения архива. Он зачитал текст письма, в котором Андрей Тарковский, почти уже потерявший надежду на выход «Андрея Рублева» на экраны, просит о помощи Леонида Брежнева.
Путь архива на родину был непростым. На лондонских торгах за наследие Тарковского конкурировали 22 претендента, но в финале остались трое: представитель Ивановской области, режиссер Ларс фон Триер и один неизвестный коллекционер. И все же документы выкупила Россия, заплатив за них 1,3 млн фунтов стерлингов.
Текст письма публикуем с сохранением авторской пунктуации и орфографии:
Уважаемый Леонид Ильич!
Надеясь на Вашу заботу о судьбах советского кино, я решил обратиться к вам с просьбой помочь нам разобраться в той трудной, даже мучительной ситуации, которая сложилась вокруг нашего фильма «Андрей Рублев».
Вот уже три с половиной года эта картина не получает разрешения на выход на наши экраны. Причем за это время съемочная группа три раза переделывала некоторые части фильма — трижды Комитет по делам кинематографии подписывал акты о принятии фильма — и трижды эти акты анулировал.
За это время вне какого бы то ни было моего влияния «Андрей Рублев» был продан за границу. И как свидетельствует пресса, прилагаемая к этому письму (примеры эти можно было бы множить), фильм наш вызвал целый поток самых доброжелательных, уважительных и восхищенных слов не только в свой собственный адрес, но, главным образом, в адрес советского искусства вообще. И хотя «Андрей Рублев» не выпущен на экраны в нашей стране, что мне непереносимо тяжело сознавать, не был и не мог быть использован в целях какой бы то ни было антисоветской пропаганды. И это еще раз убеждает меня, что в целом (хотя, вероятно, не во всем одинаково удачно) наш замысел реализован.
Я позволю себе кратко изложить замысел нашего фильма (вставка) – отпечатанная.
Я не могу понять, почему же картина наша не видит экрана. Немыслимо согласиться с тем, что все наши устремления были тщетны. Быть может, мы в чем-то отошли от точности выражения нашего замысла, но ведь обо всем об этом можно было бы говорить, если бы картину увидела публика. Те немногие просмотры, которые все-таки состоялись, убеждают нас в том, что картина вызывает у зрителей живейший интерес.